Споры о самоубийстве при содействии врачей продолжают разгораться не столько из-за фактов или весомости аргументов, сколько из-за изменений, происходящих в воззрениях людей на мир и смерть. Нет ничего нового в этих дебатах, разве что в методах, обеспечивающих смерть. Тот факт, что общества прошлых лет учитывали возможность самоубийства при участии врачей и отвергали ее, засвидетельствован в клятве Гиппократа. Клятва решала эту проблемой через взятие у врачей торжественного обещания "... никому не давать яд, хотя бы кто-то и попросил это сделать, и даже не предлагать подобного". Даже в Америке в конце 70-х гг. прошлого столетия, понятие, ставшее потом известным как эйтаназия, подвергалось горячему обсуждению, и в конечном итоге, о нем было объявлено законодательным органом штата Огайо в 1906 г., обсуждавшем билль, который сделал бы эйтаназию легальной. "На протяжении нескольких месяцев сущность постановления обсуждалась и широко освещалась на страницах New York Times и в медицинских журналах. Законодательный орган Огайо большинством голосов отверг билль, эффектно покончив с главой, в которой обсуждалась эйтаназия." (Эмануэль, 74). Даже если дебаты проходил под лозунгом "эйтаназии", идея, связывавшаяся с этим предложением, являлась, по существу, призывом к самоубийству при содействии врачей.

Возможность самоубийства при помощи врачей не в первый раз становится предметом дискуссии, и доводы не изменились с того времени, когда она была вынесена на обсуждение впервые. Согласно Эзекиль Эмануэль, "Эти дискуссии [как в Америке, так и в европейских странах] были изложены тем же самым языком, который мы используем сегодня - 'права пациентов', 'облегчение боли и страдания', 'потеря достоинства'" (Эмануэль, 74). Однако изменился сам философский климат, и прежние спорные вопросы рассматриваются теперь по-другому. Это объясняет, почему во многих местах старая идея самоубийства при содействии врачей приобрела новое звучание. Мысль, что жизнь несет в себе внутреннюю ценность, заменяется сейчас понятием, что жизнь необходимо рассматривать с точки зрения практической ценности, что делает прежние аргументы в защиту самоубийства при помощи врачей более приемлемыми. Практическая ценность означает, что ценность жизни индивидуума оценивается по тому, на что он способен или не способен. К такому взгляду на жизнь приводит логическое заключение тех, кто придерживается натуралистического мировоззрения. Внутренняя ценность, с другой стороны, оценивает жизнь благодаря ее собственному, только ей присущему качеству, - идея, предписываемая христианским учением, что человек сделан по подобию Бога.

Основной аргумент в защиту самоубийства с врачебной помощью основан на представлении, что при определенных обстоятельствах человек обладает "правом" распоряжаться своей собственной смертью. Хотя подобное мнение и навязывается как достойная смерть, на самом деле это является лишь выбором смерти. В добровольном умерщвлении ядом собственного тела нет ничего, придающего достоинство при каких бы то ни было обстоятельствах, вне зависимости от степени поддержки врача. На самом деле это лишь проявляет отказ от внутренней ценности человеческой жизни и предлагает идею, что жизнь и смерть больше не рассматриваются как сферы владения Бога. Каким бы свободным все это не могло показаться с первого взгляда для тех, кто любит все решать самостоятельно, основная предпосылка является пугающей. Если человеческая жизнь не обладает внутренней ценностью (как утверждает Джек Керворкян, прославившийся оказанием помощи и непосредственной практикой врачебного самоубийства), не существует высшего принципа, по которому человеческая жизнь считается имеющей конкретную ценность. Правда, в этом случае, оправдание для добровольного прекращения чьей-то жизни становится совершенно произвольным, в зависимости от того, что считается охватывающим "права" индивидуума, в данный момент времени. Тогда и недобровольная смерть становится обоснованным решением, чтобы общество развивало свое "право" избавиться от человека, считающегося бременем для экономического и социального процветания общества.

Неизбежность такого следствия неоспорима. Рассмотрим возможность использования тех же самых аргументов, что и при защите прав на аборты, при обсуждении в суде права завладеть чьей-либо жизнью. В дебатах об абортах присутствуют два индивидуума, обладающих человеческой жизнью, но одной форме человеческой жизни (матери) отдают предпочтение перед другой. Поэтому, "права" матери превосходят "права" нерожденного ребенка, если ребенок, достигнув полного срока развития, будет составлять бремя для матери. И это потому, что на основании инструментальном определении человеческого существа ребенок не считается личностью, а потому, фактически, у него нет никаких "прав". Если тот же самый аргумент применить к решению о жизни и смерти другого лица, результат будет таким же. Когда, применяя какой-либо произвольный критерий, одну жизненную форму предпочитают другой, неизбежно что "права" индивидуума будут подчинены "правам" тех, кто наслаждается допустимым стандартом "качества жизни". На этот момент, врачебное самоубийство может совершенно не быть добровольным, и за этим следует недобровольная эйтаназия. В действительности, за недавнее время в Соединенных Штатах огромное число инвалидов участвовало в демонстрации против предложенных законов о врачебном самоубийстве, т.к. они действительно понимают, к чему это может привести. Есть причина для беспокойства, что жизнь какого-либо лица, у которого критерий "качества жизни" перестал действовать (причем компетентность этого суждения проверить невозможно), может быть самовольно отобрана другим лицом. Действительно, в последнем Remmelink докладе 1996 г. читаем, что "... из более чем 3600 случаев самоубийств при содействии врачей и эйтаназии, ставших известными из сообщений за этот год [в Нидерландах, где подобные вещи широко распространены], было приблизительно 1,000 случаев недобровольной эйтаназии" (Эмануэль, 77). Несложно заметить, как "правовой" аргумент быстро вырождается в нечто другое, чем то, за что ратовали вначале.

Другой аргумент в пользу самоубийства с врачебной помощью основан на призыве к состраданию. Он доказывает, что вызволение человека "из его несчастного положения", когда он либо больше не сможет получать удовольствие от жизни, либо его страдание будет невыносимым и нет никакой надежды на улучшение, является актом сострадания. Понятие "качества жизни" основано на идее, что жизнь имеет только практическую ценность, и когда эта ценность достаточно снижена в силу определенных физических/умственных ограничений, этот человек больше не обладает достаточным "качеством жизни". Поэтому, актом сострадания будет разрешить и помочь ему прекратить его собственные невзгоды и страдания. Этот аргумент высказывал адвокат Джека Кервокиана, Джеофри Фигер, приведя в качестве аналогии больного любимого животного. Он полагает, что если у вас безнадежно больное животное, вы освобождаете его от этих страданий, усыпляя его. И это, утверждает он, является актом сострадания. Следовательно, мы наверняка должны позволить то же самое по отношению к человеку. Однако перескакивая нравственные проблемы и беря в основу сострадание, мы предполагаем, что добродетель вытекает из милосердия, а не милосердие вытекает из добродетели. Это - главное ложное предположение "сострадательного" аргумента в пользу самоубийства при врачебном содействии. Собственно говоря, милосердие - весьма важная добродетель, но не милосердие определяет, что является добродетельным.

Является ли сострадание решающим фактом в самоубийстве при помощи врачей или нет, удивительное состоит в том, что об этом спорят, полагая, что сострадание, в целом, является законной причиной для того, чтобы убить другого человека. Это предположение противоречит основному предположению, на котором были построены великие общества, а именно, что человеческая жизнь должна быть защищена.

Более того, "сострадательный" аргумент не выдерживает критики в другом отношении. Дело в том, что лишь несколько из зарегистрированных случаев самоубийств при пособничестве врачей являлись результатом физической боли и страдания пациента. Факты налицо. "Последние данные всеобъемлющего и точного Remmelink доклада 1996 г. о практике эйтаназии в Нидерландах представили картину, что только в 32 процентах случаев боль действительно играла какую-то роль в просьбах об эйтаназии; на самом деле, боль не являлась единственной причиной для разрешения эйтаназии во многих случаях. Опрос врачей в штате Вашингтон, допустивших принятие просьб в пользу самоубийства при врачебном содействии или эйтаназию, обнаружил, что невыносимая боль играла какую-то роль только в трети просьб" (Эмануэль, 75). Дело в том, что на основании данных "сострадательный" аргумент не соответствует фактам. Подтвержденные документами причины обращения людей за разрешением на самоубийство с врачебной помощью, - не физическое страдание, как это утверждалось, но включают депрессию, общее физиологическое истощение, страх потерять достоинство или контроль, страх быть бременем, и страх быть зависимым (Эмануэль, 75). Это поднимает более фундаментальный вопрос, имеющий отношение к тому, почему физически и эмоционально некрепкие люди чувствуют свое обременительное положение по отношению к своим семьям и обществу? Этому вопросу практически не уделялось внимания.

Растущее чувство опасения быть бременем для кого-то и потерять достоинство, не исходит от слабости или немощности, но от растущего безразличного отношения людей, от которых больной получает поддержку. Под безразличием я подразумеваю бросающееся в глаза отсутствие членов семьи, вовлеченных в процесс заботы и ухаживания, идет ли речь о непосредственной заботе или посещении мест, где оказывают заботу. Более того, общество, ориентированное на производство, молчаливо передает чувство бесполезности и никчемности тем, кто потерял свою способность производить. Следовательно, старые люди, немощные и инвалиды часто ощущают себя бременем, потому что они отнимают время, энергию и финансы у здоровых людей, выполняющих значительные вещи. И что действительно здесь требует внимания - это социологическая проблема, которую нельзя решить при помощи самоубийства при покровительстве врачей. Решение включает мировоззрение, где человечество рассматривается как обладающее внутренней ценностью, и к каждому человеку относятся с должным значением. И именно христианство сможет обеспечить подобным взглядом на мир.

С христианской точки зрения, индивидуум ценен, поскольку он сотворен по образу Бога. Это подразумевает право самоопределения так же, как и внутреннюю ценность. Исходя из этого, к людям должно относиться с достоинством, даже если они потеряли способность производить для общества. Более того, их жизнь принадлежит Богу, давшему ее, и человек не в праве распоряжаться ею по своему произвольному выбору. Примером того, как христианское мировоззрение вырабатывается в обществе, может служить организация под названием Госпиция (больница для безнадежных пациентов). В эту организацию входят люди, предлагающие свою помощь и заботу, люди, отдающие свое время для того, чтобы заботиться об умирающем человеке таким образом, чтобы он мог оставаться дома в своей семье и радоваться знакомой обстановке и окружению в свои последние дни. Это по-настоящему смерть с достоинством. Более того, благодаря такому отношению у умирающего появляется чувство значительности, поскольку он действительно является частью человечества, а не его бременем. Это настоящая концепция сострадания, где к индивидууму относятся так, чтобы он чувствовал себя как личность, и к которому относятся как к значимому человеку, даже если у него нет ничего, что бы он мог отдать - просто потому, что у него есть внутренняя ценность подобия Божьего. То есть, он все еще обладает ценностью и достоинством, несмотря на несовершенства тела и ума. Это высший принцип, преподанный христианством, который не только чтит человеческую жизнь, но учит, что жизнь, в конечном итоге, принадлежит Богу, и о ней следует заботиться до того момента, пока не наступит смерть естественным порядком.

Более того, христианство предлагает нечто важное в дискуссии о страдании, показывая важность соотношения между страданием и состраданием. К сожалению, наш разговор сегодня направлен на тему о сострадании с точки зрения уничтожения либо страдания, либо страдающего. Однако если конечной целью человечества является избавление от страдания, тогда вскоре все, что говорит в пользу продвижения этой цели, будет оправдано. Если нравственная законность этого как конечной цели жизни не подвергается сомнению, то физический "конец" утвердит нравственные "средства". В этом случае, нравственность основана исключительно на прагматических условиях, оставляя человечество с нравственным компасом без притяжения к северу. Однако христианство предлагает альтернативу - подход, рассматривающий реальность страдания с двух позиций. Первая помогает уменьшить страдание медицинскими средствами, но только в определенных нравственных пределах, основанных на Божьем нравственном законе и уникальности человека. Вторая - обучение тому, почему человеческая община должна заботиться о физически и эмоционально нездоровых людях через сострадание. Имея большую картину жизни, это помогает увидеть само страдание. С точки зрения христианства, на страдание можно смотреть как на врага человечества, но не исключая надежды на спасение. Например, именно через страдание человеку напоминают о его смертности, и именно благодаря страданию он думает о Боге и жизни после смерти. Кроме того, страдание громко заявляет нам о себе, напоминая нам, что что-то ужасное происходит со всем миром, и каждый чувствует мрачное влияние этого, и мы все испытываем это. Через страдание мы видим, что человечество охвачено какой-то злокачественной опухолью, которую невозможно удалить хирургическим ножом. Христианство объясняет, что грех - это та болезненная сила, которая захватывает человечество. Более того, оно учит тому, что Христос страдал ради других, умерев за грехи мира, что тот, кто поверит в Него, сможет иметь вечную жизнь. Это предлагает реальную возможность мира, каким он может стать, где страдание будет изгнано навсегда, поскольку истинная причина страдания кроется в грехе.

Это то, что христианство предлагает на обсуждение о самоубийстве с врачебной помощью. Оно восстанавливает внутреннюю ценность человека, выносит страдание на обозрение, дает точное определение состраданию и дает надежду вне самого страдания. Но до тех пор, пока философский климат не возродится через возвращение христианского мировоззрения в качестве направляющей силы не только в частной жизни, но и в общественной политике, то прежние анти-человеческие аргументы в пользу самоубийства при содействии врачей будут продолжать получать одобрение. В конечном итоге, именно христианское мировоззрение сделало вклад в современную медицину, привнеся нравственный стержень заботы о человечестве, и мы ни в коем случае не должны полагать, что, освобождаясь именно от этого мировоззрения, мы можем избежать негативных последствий для медицины и, в конечном итоге, для человечества. Невзирая на мотивы, самоубийство при пособничестве врачей не является актом сострадания, но актом удобства.