назад

God in the Dock..? or Pitfalls of Apologetics

Вим Риткерк

Бог под судом?! Или ловушки апологетики

Через семь лет после смерти знаменитого английского апологета К. С. Льюиса его друг и секретарь Уолтер Хупер опубликовал сборник ранее не издававшихся очерков, статей и интервью Льюиса, объединённых названием "Бог под судом". В главе 12 (часть II) этой книги становится понятно, что Льюис имел в виду под этим выражением. Это глава об апологетике, о том, как донести истину до нехристианской аудитории. В современной Европе это более чем сложно. К. С. Льюис выделяет четыре основные проблемы. Первая - новый пантеизм: христианство считают просто одной из религий, что для среднего человека наших дней синоним слова "мистика". Вторая проблема - глубокий скептицизм по отношению к истории. Всё доисторическое завораживает - взять хотя бы шумиху вокруг динозавров; всё историческое нагоняет скуку: это не имеет никакого отношения ко мне, к моей сегодняшней жизни. Третья проблема - языковая: такие слова, как "создание", "личный", "мораль" и даже "Бог" существенно изменили свои значения как в самой церкви, так и вне её.

И только после описания этих трёх проблем (религиозной, исторической и лингвистической) Льюис переход к четвёртой, которую он называет "главной преградой" перед проповедью Благой Вести. Именно эта проблема и дала название всей книге: в сознании современного западного человека Бог находится на скамье подсудимых, а понятие греха отсутствует вовсе. В XVI веке Лютер вопрошал: как мне найти милосердного Бога? Он, человек, был под судом и видел в Боге Судию. Теперь роли переменились. Человек - судья. Бог - под судом. Человек - судья снисходительный: если у Бога есть веские причины допускать войну, нищету и болезни, то судья готов его выслушать. Возможно, суд даже оправдает Бога. Важно не это. Важно то, что человек - в судейской мантии, а Бог - на скамье подсудимых" (p. 244).

Вот с этого мне и хотелось бы начать свою сегодняшнюю лекцию о ловушках, подстерегающих апологетов. То, что писал К. С. Льюис в семидесятые годы, верно и в наши дни - может быть, даже особенно верно в наши дни. Бог под судом - и мы, сами того не осознавая, бросаемся на Его защиту. Мы непроизвольно берём на себя ту роль, которую навязывает нам современный мир: роль адвоката, защитника обвиняемого. Но это ловушка! Потому что мы принимаем на себя эту роль, даже не поинтересовавшись: а кто, собственно, облачён в судейскую мантию? Вдумаемся как следует в метафору суда: ну хорошо, обвинитель - это эмансипированный современный человек, подсудимый - Бог, а судья-то кто? И даже если мы на миг допустим, что Бог согласится сесть на скамью подсудимых - во что я, как ни странно, готов поверить (я думаю, Он готов смирить Себя и занять это место; Он уже делал это - см. Фил. 2), - даже если мы это допустим, вопрос в другом: согласится ли Он, чтобы мы были его адвокатами?

Но забудем на время о метафоре суда. Я считаю, что одна из главных ловушек апологетики звучит так: "Быть апологетом - значит защищать Бога". Отчасти это связано с неточным переводом классического стиха Первого послания Петра 3:15: "будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ (apologia) с кротостью и благоговением". Переводить греческое слово apologia как "защита" - неправильно. Оно означало нечто гораздо более вызывающее: дать разумное и вежливое объяснение, которое заставляет собеседника задуматься, усомниться в своих прежних взглядах. Корень "апо" в слове "апология" имеет также значение "против". Таким образом, смысл этого слова скорее наступательный, чем оборонительный. Оно предполагает готовность бросить вызов образу мыслей неверующего друга, заставить его задуматься о том, о чём он не думал раньше, поразмыслить над трудными, неуютными, тревожными вопросами.

Защищать Бога - что в этом неправильного? Об этом мы читаем уже на первых страницах Библии. Речь идёт о ловушке, в которую угодила Ева. Змей в третьей главе Бытия говорит об этом очень ясно: а правда ли, что Бог велел вам не есть ни с какого дерева в райском саду? Он перевернул истину с ног на голову - и Ева тут же попалась в этот капкан и начала защищать Бога: неправда, нам можно есть плоды! Со всех деревьев! Кроме разве что вот этого, в середине: с него нам нельзя есть плодов, и даже прикасаться к ним нельзя. В этом добавленном Евой "нельзя прикасаться" явно звучит страх. Ведь Бог не говорил этих слов! Змей своими вопросами ставит под сомнение намерения Бога; то же в итоге делает и Ева. Она берёт на себя роль адвоката… но вот что происходит, когда она пытается держать речь в защиту Бога: она уже принимает как данность тот изуродованный образ Бога, который сквозит в словах змея; она внутренне отдаляется от Бога, приписав Ему слова "и не прикасайтесь" и тем самым представив Его тираном; и она находит в сердце место для голоса дьявола. Она думает: "Да, это странно, что Бог провёл абсолютную черту, которую мы не должны преступать… мы даже умрём, если попытаемся это сделать… странно…" Змею только и остаётся, что напрямую отрицать это. Только что Ева отказывалась даже смотреть на дерево - и вот, сопротивление женщины уже сломлено, и она ест запретный плод...

Эта история - прообраз того, что происходит, когда мы попадаемся в эту же ловушку и принимаемся защищать Бога. Мы чувствуем себя польщёнными, мы гордимся своей высокой миссией. Сами того не осознавая, мы принимаем на веру тот искажённый, извращённый образ Бога, который возникает из оскорбительных вопросов, но мы рады платить эту цену, если это позволяет нам подольше удержаться в таком лестном положении. Мы с лёгкостью впускаем дьявола в наши отношения с Богом. Сначала мы чувствуем, что начинаем бояться Его, затем в нашу жизнь входят сомнение и подозрения и, наконец - недоверие к Богу и бунт против Него.

Что Ева сделала не так? Что она должна была сделать, когда змей обратился к ней с коварными вопросами? Ей нужно было не защищать Бога, а показать змею то, что он сказал ей. В современной психологии это называется отражением. Ей следовало показать ему, словно в зеркале, тот образ Бога, который он пытался ей навязать. Она должна была сказать: "Понимаешь ли ты, что сказал? Твой бог - это какой-то мучитель, палач: посадить прекрасный сад, поселить в нём человека и сказать ему: не смей ничего трогать! Выходит, вот он какой, твой бог?" Порой уже на этом этапе собеседник понимает свою ошибку, и спор можно не продолжать. Но чаще бывает иначе: чтобы показать собеседнику последствия его образа мыслей, нужно двигаться дальше. "Представь себе, что эта вселенная и впрямь устроена по таким садистским законам. Соответствует ли это представление реальности? Последовательно ли оно? Согласился бы ты жить в такой вселенной?"

По сути, основной апологетический подход Фрэнсиса Шеффера, представленный в четвёртой части книги "Бог, Который есть" ("The God who is there"), - это тоже своего рода отражение. Не защищать Бога, а принимать всерьёз человека - вашего оппонента. Не включать механизм защиты, а представить себя в шкуре собеседника и сформулировать ему скрытые предпосылки его собственных мыслей: "Ты думаешь, что жизнь устроена так-то и так-то; но разве ты не видишь, что это не соответствует реальности?" Шеффер называет это "снять шляпу с чужой головы": показать человеку, что его взгляды были основаны на ложных предпосылках. Тогда, может быть, он и захочет услышать истину. Такая апологетика - не оборонительная, а наступательная. Она основана на любви, при ней не надо переступать через уродливую карикатуру на Бога; её сила - в отражении, её цель - говорить истину в любви, и всё это совершается в молитве. Пусть же общение с Ним не прервётся.

И в заключение этой части лекции мы поговорим об истине - истине о Боге. Истина о Боге состоит в том, что Он уже обеспечил Себе Адвоката. Если на минуту вернуться к метафоре зала суда, то мы - не адвокаты Подсудимого, мы сидим на скамье родственников, тех, кто знает Его лучше всех. Есть только один Адвокат, защищающий Бога от главных обвинений: что Он недостоин доверия, что Он слаб и немощен (читай: Его не существует), или что Он садист, источник зла, и на этом основании должен быть отвергнут! Бог уже защитил Себя от этих самых главных обвинений. Я не сумею сказать об этом лучше, чем сказал Юрген Спайз на последней странице своей книги "Вера для мыслящих скептиков" ("Faith for sceptic thinkers"). Он заканчивает эту книгу своим предвидением Судного Дня:

"В конце времён миллионы людей собрались на огромной равнине перед престолом Божьим. Многие в страхе озираются по сторонам, ожидая небесного огня. Но некоторые громко разговаривают, словно ничего не происходит. "Откуда, - возмущается молодая женщина, - откуда у Него право судить нас?" Она поднимает рукав - там следы пыток. "Ему никогда не понять наших страданий!" Чернокожий парень распахивает ворот рубашки - на шее виден ужасный след верёвки. "Они линчевали меня за то, что я чёрный!" Голоса летят со всех сторон, становятся всё громче, настойчивее: какое Он имеет право говорить о праведном суде? Он-то провёл жизнь в раю, надёжно укрытый от этого проклятого мира! Ни тебе крови, ни слёз, ни боли. Разве Он поймёт наши страдания? Люди собираются в группы: евреи Освенцима, индийские неприкасаемые, жертвы Хиросимы, узники Гулага… И вот уже готово обвинительное заключение. Всё очень просто: чтобы Бог имел право их судить, Он должен сначала на Себе прочувствовать, что значит быть смертным, простым человеком на земле! Что значит быть незаконнорожденным и всеми презираемым; что такое, когда тебя предал лучший друг; что такое пытки и истязания. А попробовал бы он, каково пришлось мне: судья из трусости признал меня виновным, и меня линчевали на глазах ликующей толпы!

Каждый излагал свои обвинения, а Свет тем временем приближался. Люди утихали, переходили на шёпот. Наконец все умолкли. Свет становился всё ближе, всё ярче. И в этом свете люди увидели Его - Агнца, отданного на заклание. Он закатал рукава, обнажил грудь и показал им раны на руках и в боку… и над толпой повисла тишина…

2. Итак, первая ловушка апологетики - думать, будто мы - защитники Бога. Вторая ловушка тесно связана с первой. Суть её легко понять, если вспомнить вопрос, с которого мы начали: кто же на этом судебном процессе выполняет роль судьи? Если Бог - подсудимый, а современный человек - обвинитель, то кто судья? Христианская апологетика зачастую оказывалась бесполезна, а то и вредна, потому что люди не вполне понимали, что их апология нацелена на то, чтобы угодить Разуму - угодить, убедить, а то и превзойти. Судьей, которому надлежит произнести в зале суда последнее слово, для многих современных людей было и остаётся божество Разума. Да, Бог может оправдать Себя, только если у Него будет достаточно доказательств. Может быть, вы знаете, что философ Бертран Рассел говорил: если в конце времён я увижу Бога - во что я не верю, - но если это всё-таки произойдёт, и если Бог спросит меня, почему я не верю в Него, я отвечу: мало доказательств, Господи! Слишком мало доказательств! Мало или достаточно - кто это решает? Это решает человеческий разум, человеческая логика. Доказательства - вот что требуется. А если они не будут представлены суду - или человеческому разуму, - значит, дело Бога проиграно.

Пытаться представить эти доказательства - вот настоящая ловушка для апологетики. Этому будет посвящена вторая часть моей лекции. Мы опять отойдём от метафоры суда и поговорим о том, как незаметно изменился в западном обществе механизм рассуждения. Поначалу люди спокойно пытались понять, как устроен окружающий мир, а затем принялись подступаться к нему с хирургическим скальпелем, и атмосфера изменилась: теперь значение имеют только доказательства. Доводы и аргументы утратили ценность: нужны весомые, зримые доказательства, доступные проверке или, по меньшей мере, опровержению. Эта перемена произошла в эпоху Просвещения, во времена французской революции, когда скульптуры Собора Парижской Богоматери были заменены "божеством разума". А до того, когда христианские апологеты наивно говорили о "доказательствах" существования Бога, они не имели в виду "доказательств" в современном смысле этого слова - они имели в виду убедительные доводы. Начиная с Откровения. И Псалом 35: "во свете Твоем мы видим свет"! Эти аргументы убедительны и сегодня, особенно телеологический аргумент "тонкой настройки" вселенной, изумляющий современных учёных; но сегодня мы не можем назвать их "доказательствами", поскольку, как я уже сказал, изменился сам механизм рассуждений. После Просвещения разум обрёл статус самостоятельной ценности, и скальпель, погружённый в объект исследования, наточен слишком остро: требованиям, которые при этом выдвигаются, не в силах соответствовать ни один христианин. Принцип тут таков: реальность, в которую мы верим, может существовать только в том случае, если её существование будет убедительно продемонстрировано всем людям. Как будто Бог - это математическая формула или, того хуже, НЛО. Сколь многое осталось бы "за бортом", если бы это правило применялось к человеческой реальности во всей её полноте! Подумать хотя бы о наших самых глубоких убеждения, самых пылких эмоциях, самых прочных привязанностях. Ведь всё это - реальность, выходящая за пределы разума! Того разума, который имел в виду Гойя, когда изображал отчаяние человека в окружении летучих мышей; подпись к картине гласит: "Сон разума рождает чудовищ".

Труднейшая из задач современной апологетики - сохранить равновесие. Мы действительно попадаем в капкан, когда, не осознавая об этой перемене в мышлении, с готовностью соглашаемся предъявить "доказательства" существования Бога. Вот такая опасность грозит классической апологетике. И тут очень важно сохранять равновесие и не уставать объяснять: доказательства - нет, а вот аргументы, логические доводы - да.

С библейской точки зрения в остром и ясном мышлении нет ничего плохого. Да, разум - но без скальпеля! Вспомним Книгу Притчей Соломоновых 24:3-4 и Первое послание к Коринфянам Святого Апостола Павла 14:20:

"Мудростью устрояется дом и разумом утверждается, и с уменьем внутренности его наполняются всяким драгоценным и прекрасным имуществом".
"Братия! не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни!"

Разум, согласно Библии, - это способность человека мыслить, позволяющая ему накапливать и упорядочивать факты, описывать связи между ними, понимать их механизмы и знать, как на них реагировать. Разум - это величайшее программное обеспечение! Не текст - текст идёт извне, - а именно встроенная в человека программа, ни больше, ни меньше! Именно с этого великого дара начинали свою деятельность корифеи западного естествознания и философии. Именно благодаря ему изучали, наносили на карты, покоряли и переустраивали природу; новые технологии преображали облик мира; одерживались победы над болезнями и нищетой. Образование, эмансипация, демократия, свобода - конечно, всё это немыслимо без триумфа разума, науки и техники, но именно этот подход вознёс разум на недосягаемую высоту, объявив его единственным источником света и истиной в последней инстанции. Полагали, что разум для духа человека - то же, что зрение для его физического существования. Око истинного бытия, свет природы, псевдооткровение. Острый скальпель стремления к абсолютной уверенности и к самодостаточности человеческого разума со всех сторон искромсал мировоззрение современного человека: мы теперь знаем невероятно много о всё меньшем и меньшем сегменте реальности. По отношению же ко всему великому и действительно важному мы остаёмся агностиками. Бедный человек, заблудившийся в собственном величии. Поистине, сон разума рождает чудовищ! Чудовища эти - агностицизм, нигилизм и материализм. Из-за них, по словам Шеффера, человечество опускается "ниже уровня отчаяния".

Но вернёмся к нашей теме: на фоне истории рационализма с его очевидными последствиями - агностицизмом и нигилизмом - было бы величайшей ошибкой попасться на крючок современности и начать предъявлять доказательства. Апологетика, угодившая в эту ловушку, пытается сражаться оружием врага - и, что неизбежно, складывает собственное оружие. И это оказывается бездейственным, о чём подробно писал в своей догматике церкви Карл Барт (I,2,94 и далее). Мы, люди старшего поколения, хорошо помним подобные попытки. Пытаешься убедить человека с помощью логических доводов, а результат получаешь прямо противоположный. Приводишь так называемые "доказательства" существования Бога, но ни одно из них (в том числе и самое, на мой взгляд, убедительное - аргумент разумного замысла) твоего друга не убеждает: напротив, он ещё сильнее уверяется в собственной правоте. Почему так происходит? Потому что я встал на логическую позицию оппонента, я исходил из его скрытых предпосылок, а именно из той, что только разумом можно постичь истину. Лютер называл разум блудницей, Huren-vernunft. Но в наши дни, общаясь с человеком, необходимо начинать с отражения. Нужно выяснить, чего собеседник ждёт от вашего разговора. А это напрямую зависит от того, что такое для него разум - нечто неотъемлемое от остального мира или острый скальпель? Только когда вы выясните этот основополагающий вопрос, ваши доводы будут иметь какой-то смысл! Приводите веские доказательства; будите мысль и заставляйте задуматься; применяйте критерии истины и следуйте правилам логического мышления. Пожалуйста, на здоровье - но сначала необходимо разоблачить современные претензии разума на самодостаточность и самоценность! Иногда мне кажется, что "разоблачить" - не то; правильнее было бы "освободить". Иисус говорил о сопротивлении Божьему знанию: "сей род не может выйти иначе, как от молитвы и поста".

3. Третья ловушка. Подозреваю, что некоторые из вас уже задались вопросом: а разве это столкновение с силой разума не безнадёжно устарело? Я уже отмечал: те из нас, кто принадлежит к старшему поколению, прекрасно знают, о чём я говорю; а тем, кто моложе, ещё предстоит это узнать. Наше время - это эпоха постмодернизма, это уход от модернизма с его поисками рационального основания (теперь это называют "фундаментализмом") к постмодернизму. Постмодернизм не ищет универсальной истины, наоборот: всякая универсальная истина видится ему опасной. Таков идеологический принцип уже оставшегося позади XX века. Вы настаиваете на своей позиции потому что она хороша, а не потому что она верна. И уж в последнюю очередь вам придёт в голову заявлять, что она верна для каждого! Атмосфера совсем иная: все системы убеждений считаются в равной степени ценными и правдоподобными. И если вы христианин, то лишь потому, что христианство много значит для вас, придаёт вам силы и дарует утешение. Но и здесь кроется ловушка. Жизнь - это прогулка по лезвию бритвы; в эпоху модернизма апологета поджидала одна западня, в эпоху постмодернизма его подстерегает другая, а именно: давайте говорить о Благой Вести только в контексте того, что она значит для меня. И вот мы уже не свидетельствуем и не провозглашаем истину, а… рекламируем её!

Клайв Льюис, должно быть, предчувствовал это. В книге "Бог под судом" он писал, что одна из самых больших наших трудностей - донести до слушателей вопрос об истине. Люди всегда думают, что мы проповедуем христианство не потому, что оно истинно, а потому, что оно хорошо. В споре они то и дело пытаются уйти от темы "истинно или ложно" и перевести разговор в русло морали, социального устройства… или испанской инквизиции или мало ли чего ещё. Приходится всё время возвращать их назад, к главному: христианство либо ложно, и тогда оно не имеет никакой ценности, либо оно истинно, и тогда его важность безмерна. Только вот "умеренно важным" оно быть не может никак. Это исключено. А тем временем человек эпохи постмодернизма готов придерживаться так называемой "христианской традиции", готов признать её относительную полезность (мораль и всё такое), но не готов зайти настолько далеко, чтобы выделить её из ряда прочих религиозных традиций!

Так что же нам делать в условиях, когда в высших учебных заведениях и в средствах массовой информации вопрос об истине - табу и как таковой заранее снят с повестки?

Алистер Макграт в своей книге "Наводя мосты" ("Bridge-building") писал: у нас нет иного пути, кроме как временно отодвинуть на задний план притязания христианства на истину - по причинам сугубо тактическим, чтобы приблизить его доктрину к современному постмодернистскому мировоззрению. Христианство невероятно привлекательно. Пусть все люди узнают, что лишь любовь Божья способна утолить глубочайшие человеческие потребности. Нужно показать в первую очередь не рациональность христианства, а его актуальность.

В каком-то смысле я согласен с Макгратом. Можно даже сослаться на Книгу Деяний. Так было всегда: сначала показать, а уж потом провозгласить. Или, по меньшей мере, оба эти дела шли рука об руку. Люди и видели, и чувствовали силу Благой Вести. Но сначала видели. Затем уже слышали и осознавали. Доктор Шеффер не раз говорил, что главная цель апологетики - исцеление общества!

Но, с другой стороны, мне тревожно от разграничения - хотя бы и временного - человеческих потребностей и истины. Это можно проиллюстрировать таким незатейливым примером. Допустим, я - пастор - беседую с девушкой, которая терзается сильным комплексом неполноценности. Она чувствует себя никчемной дурнушкой. И впрямь - она не слишком хороша собой, и это особенно заметно на фоне ярких и привлекательных её однокурсниц. Теперь представьте себе, что я говорю ей следующее: "Но это же полная ерунда! Ты красавица. Ты выглядишь умопомрачительно! Да все парни наверняка от тебя без ума". Допустим, она поверила мне и ушла окрылённой. Хорошо ли это? Настоящее утешение приносит только правда. Вот когда мы говорим людям о милосердном Боге, Который действительно существует и действительно прощает наши грехи, - вот тогда мы действительно восполняем их нужды. Я согласен, дискуссию об истине - особенно в наши дни - следует затевать только после того, как мы собственным служением проповедуем Его истину и Его благость; но, подчёркиваю я, из всего, что мы делаем, из всего, что мы говорим, должно быть ясно, что это - истина, что всё это было на самом деле, и что, как сказал апостол Павел царю Агриппе, мы говорим "слова истины и здравого смысла. Ибо знает об этом царь, перед которым и говорю смело. Я отнюдь не верю, чтобы от него было что-нибудь из сего скрыто; ибо это не в углу происходило" (Деян. 26:25-26).

Здесь необходимо отменить, что слово "свидетельствовать" в Новом Завете никогда не означало "рассказывать об эмоциональном опыте моего общения с Господом". Оно всегда значило "сообщать о фактах". Это термин юридический, судебный. Апостолы были свидетелями Христа, потому что могли достоверно поведать о Его деяниях. Вернёмся к названию этой лекции: "Бог под судом". Мы не адвокаты Бога, не в этом состоит наша задача; мы - Его свидетели.

Но вот что замечательно: именно тогда, когда мы говорим, что Бог истинно существует, и свидетельствуем о Его милости как об истине чудесного действия Святого Духа, - вот тогда-то людские сердца и открываются навстречу Евангелию. Вот как писал об этом Клайв Льюис в книге "Чудо":

"Я ничуть не удивляюсь, что люди упорно не хотят перейти от отрицательного и отвлеченного Бога к Богу Живому. Нашу систему образов ненавидят не за то, что Бог предстает в ней человеком, а за то, что Он предстает в ней царем и даже воином. Бог пантеистов ничего не делает и ничего не требует, он просто под рукой, как книга на полке. Он не погонится за нами, и от его взгляда не исчезнут небо и земля. Если бы так оно и было, мы бы смело признали, что все эти образы - анахронизм, от которого надо очистить веру. Однако рано или поздно мы вдруг ощущаем, что они верны, и вздрагиваем от страха, как вздрагивали, услышав, что кто-то дышит рядом в темноте. "Смотрите, да он живой!" - кричим мы и чаще всего отступаем. Я бы и сам отступил, если бы мог. Хорошо при безличном Боге, неплохо и при субъективном Боге истины, добра и красоты, а при бесформенной и слепой силе и того лучше. Но Живой Бог, Который держит тебя на привязи или несется к тебе на бесконечной скорости. Бог-царь. Бог-ловец, Бог-возлюбленный - совсем другое. Люди, "ищущие Бога", умолкают, как умолкают дети, игравшие в разбойников, заслышав настоящие шаги. А может, мы нашли Его? Мы не думали дойти до этого! А может, упаси Господь, Он нас нашел?
Вот Рубикон. Одни переходят его, другие - нет. Но если вы его перешли, защиты от чудес не ждите. Готовьтесь к чему угодно".

Живём ли мы в эпоху модернизма или постмодернизма, главное остаётся неизменным: сила Евангелия заключена именно в этом моменте соприкосновения, встречи, осознания того, что это действительно правда, что Бог действительно есть, я Его не придумал, Он настоящий, сущий, живой. И мы с вами призваны свидетельствовать эту истину в том зале суда, куда поместили Бога модернизм и постмодернизм.

Таким образом, с сочувствием относясь к совету Алистера Макграта на время забыть о провозглашении истины, чтобы вспомнить об этом позже, когда настанет срок, я всё же не хотел бы проводить столь резкую границу между "сначала" и "потом". Та идея, что можно сначала удовлетворить потребности, а уж потом говорить об истине, кажется мне искусственной, надуманной. Мне кажется, именно тогда, когда мы свидетельствуем, происходят истинные вещи. Истина оживает. Её оживляет Дух Святой, Который тоже приходит к нам живым. Сначала думать о нуждах и их восполнении - это тоже ловушка. Отсюда всего один шаг до коммерциализации Евангелия. Попадаясь в эту западню, мы начинаем с помощью современных технологий рекламировать и продавать Благую Весть вместо того, чтобы проповедовать её. В США такая опасность больше, чем в Европе, но зато в Европе проблема постмодернизма глубже укоренена: без опыта "истинной истины", как называет это Шеффер, люди всегда будут считать, что Бог - это лишь проекция, что религия - ну, если не иллюзия, то, по меньшей мере, одно из достижений человечества: мы сами создали её! Если не попытаться разобрать эту баррикаду, преграждающую путь к Богу, то мы не сдвинемся с места! Хорошая сторона постмодернистской эпохи заключается в том, что человек стал занимать больше места. Мы вдруг заново открыли старую истину: человек - это не только разум. Вере противится не только голова, но и желудок! У нас, как я уже говорил, есть не только предположения, но и предчувствия. Вера - это сплав знания и доверия. И в последние годы я чаще встречаю людей, которым недостаёт именно доверия, а не знаний. В этом и состоит глобальная проблема постмодернизма. Страх, стыд, разочарование, боль - всё это препятствия на пути к вере. Это очень верное наблюдение, что в постмодернистские времена людям мешают приблизиться к Богу не только и не столько предпосылки (неверные, ошибочные взгляды), сколько предчувствия. Тут-то и необходимо исцеление. (О психологических преградах на пути к вере см. книгу Вима Риткерка "Если бы я только мог поверить…" ("If only I could believe" by Wim Rietkerk, Solway, 1997).

4. И наконец. Нельзя прекращать попытки диалога. Мы должны снова и снова, неустанно, обращаться к тому нехристианскому - или антихристианскому - обществу, к котором живём. Возможно, вам покажется, что я ломлюсь в открытую дверь; но последняя ловушка, о которой я хочу поговорить, - подмена адресата. Это когда мы обращаемся к христианской аудитории вместо нехристианской. В наши дни я слышу голоса, говорящие: будьте реалистами; есть ли среди тех, к кому вы обращаетесь, неверующие? нет? так вот, посмотрите правде в глаза, забудьте о посторонних и сосредоточьтесь на тех, кто вас слышит. Для всякой благовестнической деятельности это - не что иное, как искушение. Мы незаметно для самих себя переходим от подлинной апологетики к своего рода инструкциям. Благая Весть низводится до уровня "это интересно", свидетельство становится выхолощенным и скучным.

Причина тому - подмена аудитории. Настоящая апологетика всегда обращена к неверующему, даже если его тут нет. Суть в том, что даже если в комнате нет ни одного нехристианина, она всё равно заполонена неверующими, ибо неверие живёт в сердце каждого верующего.

Когда незадолго до смерти Фрэнсиса Шеффера его сын Фрэнки спросил его, почему он пишет именно так, такими странными выражениями - "истинная истина" и тому подобное, - Шеффер ответил: "Я всегда мысленно обращаюсь к нехристианскому читателю. Я давно выяснил, что если я говорю с нехристианами, христианам это всегда помогает". Я хотел бы добавить: обращаясь только к христианам, мы теряем не только неверующих, но и, в конечном счёте, самих христиан. Настоящая апологетика - это всегда диалог с неверующим, это акт убеждения. Никогда не подменяйте аудиторию, к которой обращаетесь. Даже если, как иногда бывает, среди ваших слушателей нет ни одного неверующего.

Мы с вами узнали, что:

  1. Настоящая апологетика - это в первую очередь наступление, а не защита. Брать на себя роль адвоката - значит попасться в ловушку.
  2. Хорошая апологетика не пользуется оружием врага - разумом как самодостаточной ценностью. Она верит в аргументы, но отвергает требования доказательств перед судом разума.
  3. В то же время главной нашей заботой была и остаётся истина, даже в нынешние времена, когда так велик соблазн показать её актуальность, полезность и выгодность.
  4. Настоящая апологетика всегда наступательна. Она сама ищет противника. Конечно, эта военная метафора - всего лишь метафора. Подлинную суть того, что за ней стоит, можно определить так: наступление любви. Ибо это не что иное, как самое искреннее стремление Любящего Бога найти путь к сердцам Его падших детей.

Апологетика - это Любовь в наступлении.

Бог - подсудимый? Разум - судья? Вы в это верите? Бог давным-давно покинул зал суда, но по-прежнему стремится достучаться до наглухо закрытых людских сердец!

Перевод Евгении Канищевой 2 июля 2004 г.
назад